Неточные совпадения
С
первой минуты ее откровенности, несмотря на свою жестокую муку, он беспристрастно сознавал и верил, и тогда же выразил ей, что она не виновна, а «несчастлива»: так думал и теперь. Виноватым во всем, и еще более несчастным слепотой — считал он
Марка.
Затем стало сходить на нет проевшееся барство.
Первыми появились в большой зале московские иностранцы-коммерсанты — Клопы, Вогау, Гопперы,
Марки. Они являлись прямо с биржи, чопорные и строгие, и занимали каждая компания свой стол.
Я отдал ему фотографии и недели через две получил билет и печатный список корреспондентов на коронацию, в котором значился и я корреспондентом «Нового времени». Кроме меня, в списке стояло еще четыре корреспондента этой газеты, а пятым сам А.С. Суворин. Мне там было делать нечего, я преспокойно работал для «Русских ведомостей», а благодаря
марке «Нового времени» везде имел
первое место.
Это письмо напишет здесь Грушина, как и
первое, — запечатают его, налепят
марку в семь копеек, Грушина вложит его в письмо своей подруге, а та в Петербурге опустит его в почтовый ящик.
Они стали друзьями, Никон почти поселился у Кожемякина и всё более нравился ему. Он особенно подкупал Матвея Савельева тем молчаливым и напряжённым вниманием, с которым слушал его рассказы о редких людях, о
Марке Васильеве, Евгении, Тиунове.
Первые двое не вызывали у него никаких вопросов, а только удивление.
К великому скандалу трех посетителей англичан, Елена хохотала до слез над святым
Марком Тинторетта, прыгающим с неба, как лягушка в воду, для спасения истязаемого раба; с своей стороны, Инсаров пришел в восторг от спины и икр того энергичного мужа в зеленой хламиде, который стоит на
первом плане тициановского Вознесения и воздымает руки вослед Мадонны; зато сама Мадонна — прекрасная, сильная женщина, спокойно и величественно стремящаяся в лоно Бога-отца, — поразила и Инсарова и Елену; понравилась им также строгая и святая картина старика Чима да Конельяно.
Вот тихие удовольствия, которые встречают вас дома с
первых же шагов и пользованию которыми никто в целом мире, конечно, не воспрепятствует. Но раз вы дали им завладеть собой, тон всей последующей жизни вашей уж найден. И искать больше нечего."Дворникам-то, дворникам-то дали ли на водку?" — С приездом, вашескородие! — "Благодарю! вот вам три
марки!" — У нас, вашескородие, эти деньги не ходят!.. — Представьте себе!"Ну, так вот вам желтенькая бумажка!" — Счастливо оставаться, вашескородие!
Теперь читателю предоставляется решить, верно ли, во-первых, поняли мы смысл рассказов
Марка Вовчка, а во-вторых, справедливы ли и насколько справедливы наши замечания о русском народе.
— Как же мне об нем не задуматься? — грустно ответил Абрам. — Теперь хоть по крестьянству его взять — пахать ли, боронить ли —
первый мастак, сеять даже уж выучился. Опять же насчет лошадей… О прядильном деле и поминать нечего, кого хошь спроси, всяк тебе скажет, что супротив Харлама нет другого работника, нет, да никогда и не бывало. У
Марка Данилыча вся его нитка на отбор идет, и продает он ее, слышь, дороже против всякой другой.
Пала кручина нá сердце Лизаветы Зиновьевны, не добро подумала она о
Марке Данилыче. Насмехаться ли хочет, аль беду какую готовит Никитушке? Невзлюбила его,
первого человека в жизни своей она невзлюбила.
— Вашего хозяина Господь недугом посетил, — сказал Патап Максимыч. — Болезнь хоша не смертна, а делами
Марку Данилычу пока нельзя займоваться. Теперь ему всего пуще нужен спокой, потому и позвал он меня, чтобы распорядиться его делами. И только мы с ним увиделись,
первым его словом было, чтобы я вас рассчитал и заплатил бы каждому сполна, кому что доводится. Вот я и велел Василию Фадеичу составить списочек, сколько кому из вас денег заплатить следует. Кому кликну, тот подходи… Пимен Семенов!..
В самый тот день, когда
Марку Данилычу болезнь приключилась, за Волгой, у Патапа Максимыча, было шумное, веселое пированье. Принесла Прасковья Патаповна
первого сыночка Захарушку,
первого внучка Патапу Максимычу. Светел, радошен заволжский тысячник, радовался он великою радостью.
А он в
первый раз еще был в доме у
Марка Данилыча, да и Марко Данилыч ни в Осиповке, ни в Красной Рамени у Чапурина не бывал никогда. Были в знакомстве, но таких знакомств у Патапа Максимыча было многое множество. Хлеб-соль меж собой водили, но всегда где-нибудь на стороне.
В иное время у
Марка Данилыча работники — буян на буяне, а теперь от
первого до последнего тише воды, ниже травы, ходят, как линь по дну, воды не замутят.
У
Марка Данилыча миллион либо полтора, Дуня единственная наследница — это еще до
первого знакомства со Смолокуровыми проведала Марья Ивановна…
Первый Спас на дворе — к Макарью пора. Собрался Марко Данилыч без дочери и поселился на Гребновской пристани в своем караване. Нехорошо попахивало, да
Марку Данилычу это нипочем — с малых лет привык с рыбой возиться. Дня через два либо через три после его приезда пришел на Гребновскую огромный рыбный караван. Был он «Зиновья Доронина с зятьями».
«Милостивейшему государю моему, благодетелю и отцу
Марку Данилычу, во-первых, приношу нижайшее почитание с пожеланием со всем благословенным вашим семейством паче всего многолетнего здравия и всякого благополучия, а наиболе в делах скорого и счастливого успеха с хорошим прибытком и доброй наживой.
«Тысяча восемьсот такого-то года, августа в двадцатый день, в Нижегородской ярманке, я, нижеподписавшийся оренбургский
первой гильдии купец Махмет Бактемиров Субханкулов, получил от почетного гражданина и
первой гильдии купца
Марка Данилыча Смолокурова тысячу рублей серебром, с тем, что обязуюсь на будущей Нижегородской ярманке возвратить сии деньги ему самому или кому он прикажет, ежели я, Субханкулов, до тех пор не вывезу в Россию из хивинского плена находящегося там Мокея Данилова».
— Вестимо, нельзя, — отозвался Сусалин Степан Федорыч, тот лысый тучный купчина, что
первый встретил приветом
Марка Данилыча.
— Как не знать
Марка Данилыча! — отвечал Сивков. — На Гребновской он
первый воротила. Довольно знаем
Марка Данилыча, не раз товар бирали у него, кредитовались, значит.
— Своего, заслуженного просим!.. Вели рассчитать нас, как следует!.. Что же это за порядки будут!.. Зáдаром людей держать!.. Аль на тебя и управы нет? — громче прежнего кричали рабочие, гуще и гуще толпясь на палубе. С семи
первых баржей, друг дружку перегоняя, бежали на шум остальные бурлаки, и все становились перед
Марком Данилычем, кричали и бранились один громче другого.
Целый ряд баржéй стоял на Гребновской с рыбой
Марка Данилыча; запоздал маленько в пути караван его, оттого и стоял он позадь других, чуть не у самого стрежня Оки. Хозяева обыкновенно каждый день наезжают на Гребновскую пристань… У прорезей, что стоят возле ярманочного моста, гребцы на косной со смолокуровского каравана ждали
Марка Данилыча. В
первый еще раз плыл он на свой караван.
Клики громче и громче. Сильней и сильней напирают рабочие на
Марка Данилыча. Приказчик, конторщик, лоцман, водоливы, понурив головы, отошли в сторону. Смолокуров был окружен шумевшей и галдевшей толпой. Рабочий, что
первый завел речь о расчете, картуз надел и фертом подбоченился. Глядя́ на него, другой надел картуз, третий, четвертый — все… Иные стали рукава засучивать.
— А я ведь далеко за Дуней ездила, в Рязанскую губернию. И только что воротилась, в
первую же ночь
Марка Данилыча не стало.
— Потом: ухаживай, конечно, не за
первою встречною и поперечною, — падучих звезд здесь много, как везде, но их паденья ничего не стоят: их пятна на пестром незаметны, — один белый цвет
марок, — ударь за Ларой, — она красавица, и, будь я мужчина, я бы сама ее в себя влюбила.
(Почерк Лельки.) — Что за Марк? В
первый раз слышу. И все-таки думаю, что ты ошибаешься на этот раз, проницательная моя Нинка. Суть дела тут не в «товарищеских» письмах и отношениях, а кое в чем другом. Не знаю твоего
Марка, но думаю, что не ошибусь.
На другой день, с приличными духовными обрядами, заложен
первый камень под основание Успенской соборной церкви. Вслед за тем начал Аристотель и строить ее по образцу владимирской. С удовольствием заметил он, что тип ее находится в Венеции, именно церковь святого
Марка. Но перелом, сделанный в нем победою религиозной воли над славолюбием и лучшими его надеждами, был так силен, что положил его на болезненный одр, с которого нелегко подняли его пособия врача и друга и любовь сына.
Чтобы поверить себя, я справляюсь с контекстами и нахожу в Евангелии Матфея XIX,
Марка X, Луки XVI, в
Первом послании Павла коринфянам разъяснение того же учения неразрывности брака без всякого исключения.